Сергей Бонгарт не поспевал в школе, зато обнаружил талант к рисованию — и отец настоял на занятиях живописью, которые привели в Киевское художественное училище. Об этом периоде вспоминает друг и значительный поэт Иван Елагин (Памяти Сергея Бонгарта):
Серёжа, мы в Киеве, в тёмной квартире.
Когда-то с тобою мы встретились здесь.
На старой газете картошка в мундире,
А в кружках какая-то горькая смесь.
Закончить училище не довелось — война. Сергей — сирота: он потерял в Голодоморе мать, отец прошёл через лагеря и вернулся смертельно больной. Терять было некого, и Бонгарт бежал из оккупированного Киева в 1943 году — не знаем, как ему это удалось:
Мы выросли в годы таких потрясений,
Что целые страны сметали с пути,
А ты нам оставил букеты сирени,
Которым цвести, и цвести, и цвести.
(Иван Елагин, Памяти Сергея Бонгарта)
Война и передел мира спровоцировал Вторую волну русской эмиграции — поэты встречаются в послевоенной Европе и выпускают совместный сборник «Стихи» в оформлении художника Бонгарта, где впервые представлены его стихи.
Чудом увернувшись от насильственной репатриации, Сергей Бонгарт эмигрировал в США и скоро снискал славу незаурядного преподавателя живописи. Он купил в Калифорнии дом-студию художника Николая Фешина и открыл там собственную школу.
Особый бонгартовский темперамент трудно не заметить и в живописи, и в поэзии. Творческой эмоциональности он придавал большое значение. «Каждая картина должна иметь в основе чувство... Без эмоции — работа мертва... Пишите чувством», — наставлял он своих учеников в школе живописи. Можно почти с уверенностью сказать, что будь у него цех поэтов, он говорил бы там то же самое. (поэт Валентина Синкевич)
Харизма, умноженная на талант, привлекла многих звёздных учеников — Сергея Бонгарта можно назвать успешным американским художником, он и представлялся прежде всего живописцем, не считая себя вправе молиться разом двум богам. К поэзии он вернулся в конце 1970-х, составляя поэтический сборник с помощью давнего друга Ивана Елагина.
...И память сердца не осиля,
Через пространства и года,
Я до сих пор кричу:
«Россия,
Моя земля, моя беда!»
Сергей Бонгарт умер в калифорнийской Санта-Монике, его книга вышла только через двадцать лет. А до того он успел открыть вторую студию, которую назвал — Киевщина...
В Калифорнии — осень как в Киеве,
Если б только не этот прибой...
Noize MC|Noize-MC
Там в этой книжной лавке,
Где букинист рассеянный
Чахнет на старом прилавке,
Русский Парнас в рассеянии.
Книги стоят рядами,
В тёмном углу скучая,
Нетронутые годами
Возле халвы и чая.
Непроданная поныне
Горечь русской души —
Этот рыдал в Берлине.
Тот голосил в Виши.
Этот поэт без звания.
Тот — титулованный князь;
У князя давно графомания
В скитаниях развелась.
Тлеют давно страницы,
Выцвело имя поэта,
Лирик скончался в Ницце,
Трагик в Бельгии где-то.
Слава их редко тешила,
Статуи им не высила,
На шеи наград не вешала,
Не клала венков на лысины.
Жили с мечтой о чуде —
Хоть в виршах восстать из мертвых!
Только стихи как люди —
Мало стихов бессмертных.
Многих уже не стало
В майской звенящей сини.
На кладбищах полыхала
Сирень, как тогда в России.
Спит букинист у кассы,
Похрапывает глухо,
В стаканчике из пластмассы
Чай и дохлая муха.
Робко через оконце,
Грязную раму минуя,
Входит мутное солнце
В эту тоску земную.
Спит букинист, не слышит,
Как, обкорнав сатирика,
Трагика съели мыши
И доедают лирика.