Георгий Иванов | После России
Георгий Иванов
1894–1958
Георгий Иванов

В Петербурге уже известный, успешный и легкомысленный Георгий Ива́нов был прозван «Жоржиком». Стихи писались, ладились отношения с Николаем Гумилёвым и Осипом Мандельштамом, публикации складывались, работал «Цех поэтов», удавались переводы, повезло со второй женой, Ириной Одоевцевой, чей отец был состоятельным рижским адвокатом. Ещё до революции в его сторону прозвучал пророческий приговор:


Георгий Иванов умеет писать стихи. Но поэтом он станет едва ли. Разве что случится с ним какая-нибудь большая житейская катастрофа, добрая встряска, вроде большого и настоящего горя. Собственно, только этого и надо ему пожелать. (поэт Владислав Ходасевич)


И горе случилось — сначала в виде эмиграции. Выехав в 1922 году в командировку для «изучения репертуара театров», Георгий Иванов не вернулся никогда. Хоть изгнание внешне было благополучным — возник парижский «Цех поэтов», Иванов председательствовал на влиятельных собраниях «Зелёной лампы» Дмитрия Мережковского и Зинаиды Гиппиус, стал сооснователем легендарного теперь журнала «Числа», где, наконец, смогли печататься молодые литераторы эмиграции — сам он говорил такими стихами:


В глубине, на самом дне сознанья,

Как на дне колодца — самом дне —

Отблеск нестерпимого сиянья

Пролетает иногда во мне.


Боже! И глаза я закрываю

От невыносимого огня.

Падаю в него...

и понимаю,

Что глядят соседи по трамваю

Страшными глазами на меня. 


Продолжая выглядеть вполне благополучно — тесть помогал деньгами, имелась даже прелестная вилла в Биарриц, кому из эмигрантов о таком не мечталось? — он истово тосковал по дому, по кругу, по языку, по среде обитания:


Ликование вечной, блаженной весны.

Упоительные соловьиные трели

И магический блеск средиземной луны

Головокружительно мне надоели.


Даже больше того. И совсем я не здесь,

Не на юге, а в северной царской столице.

Там остался я жить. Настоящий. Я — весь.

Эмигрантская быль мне всего только снится —

И Берлин, и Париж, и постылая Ницца.


...Зимний день. Петербург. С Гумилёвым вдвоём,

Вдоль замёрзшей Невы, как по берегу Леты,

Мы спокойно, классически просто идём,

Как попарно когда-то ходили поэты. 


Первый сборник, состоящий целиком из эмигрантских стихотворений — «Розы — вышел в Париже в 1931 году. 


До «Роз» Г.Иванов был тонким мастером, изысканным стихотворцем, писавшим «прелестные», «очаровательные» стихи. В «Розах» он стал поэтом. (критик Константин Мочульский) 


С этой книгой пришёл и негласный титул — «первый поэт эмиграции» — до того критика металась между ним и Владиславом Ходасевичем. Об этом титуле точно написал Роман Гуль:


...грустное и бедное, и в то же время почётное и возвышенное место первого поэта российской эмиграции.


Молодые поэты «незамеченного поколения» под предводительством авторитетного Георгия Адамовича сложились в «парижскую ноту» и взяли равнение на «Розы», названной лучшей поэтической книгой в русской литературе 1930-х. 


Когда немецкая армия оккупировала Париж, Иванов с Одоевцевой перебрались на виллу в Биарриц, но в 1943 году её реквизировало немецкое командование, а в 1944 дом разбомбили во время авианалёта — пропала не только библиотека, архив и рукописи, но с ними все средства, накопленные на «чёрный день», который и наступил....


Продолжение

Нoгу Свелo!oгу Свелo!

Ледяной поход
<p>Н<strong>o</strong>гу Свел<strong>o!</strong>|Н<strong>o</strong>гу Свелo!</p>

Всё чаще эти объявленья:

Однополчане и семья

Вновь выражают сожаленья...

«Сегодня ты, а завтра я!»


Мы вымираем по порядку —

Кто поутру, кто вечерком

И на кладбищенскую грядку

Ложимся, ровненько, рядком.


Мы час за часом, день за днём,

Такую участь выбираем — 

Играть с огнём, играть с огнём — 

И, выбирая, вымираем.


Невероятно до смешного:

Был целый мир — и нет его.


Вдруг — ни похода ледяного,

Ни капитана Иванова,

Ну, абсолютно ничего! 


Мы вымираем городами,

Мы вымираем всей страной,

И, если честно, между нами — 

Я не пойму, куда поход наш Ледяной...


Игра судьбы. Игра добра и зла.

Игра ума. Игра воображенья.

«Друг друга отражают зеркала,

Взаимно искажая отраженья...»


Мне говорят — ты выиграл игру!

Но всё равно. Я больше не играю.

Допустим, как поэт я не умру,

Зато как человек я умираю.

Уже доступно